Клайв Баркер - Племя тьмы [Авт. сборник]

— Вы уверены? — спросила медсестра. — Мне показалось, я слышала…

Керсти покачала головой. Все это — безумие, полное безумие!

— Вам следует быть в постели, — укорила ее сестра. — Это опасно для жизни и здоровья.

Сенобит хихикнул.

— Я зайду еще, минут через пять, — сказала сестра. — Извольте лечь спать.

И она ушла.

— Нам тоже пора, — заметило существо. — А она пусть себе продолжает латать дыры в людях. Вообще больница — удручающее место, вы не находите?

— Вы не посмеете! — продолжала сопротивляться она.

Однако существо двинулось к ней. Связка колокольчиков, свисающих с тощей шеи, издавала легкий звон. От вони, исходившей от чудища, ее едва не вырвало.

— Пощадите! — воскликнула она.

— Давайте без слез, прошу вас. Только пустая трата. Они вам скоро ох как пригодятся!

— Шкатулка! — крикнула она в полном отчаянии. — Вы не хотите знать, откуда у меня эта шкатулка?

— Не очень.

— Фрэнк Коттон, — сказала она. — Вам это имя ничего не говорит? Фрэнк Коттон.

Сенобит улыбнулся.

— Ах, да. Мы знаем Фрэнка.

— Он тоже разгадал секрет этой шкатулки, я права?

— Он хотел наслаждений. И мы их ему предоставили. А потом он просто удрал.

— Хотите, я отведу вас к нему?

— Так он жив?

— Очень даже жив. Живее не бывает.

— Так вот что вы мне предлагаете… Чтобы я забрал его обратно к нам вместо вас?

— Да, да. Почему бы нет. Да!

Сенобит отошел от нее. Комната испустила легкий вздох.

— Что ж, соблазнительное предложение, — сказало существо. Затем, после паузы, добавило: — А вы меня не обманываете? Может, это ложь с целью выиграть время?

— Боже, я же знаю, где он! — воскликнула она. — Он сделал со мной это. — И она протянула сенобиту изуродованные шрамами руки.

— Но смотрите… Если вы лжете, если вы просто хотите таким образом выкрутиться…

— Да нет, нет!

— Тогда доставьте нам его живым…

Ей захотелось зарыдать от облегчения.

— Пусть признается во всех своих провинностях. И возможно, тогда мы не станем раздирать на куски вашу душу…

Рори стоял в прихожей и смотрел на Джулию, его Джулию, женщину, которой он однажды поклялся идти по жизни рука об руку, пока смерть не разлучит их. В то время казалось, что сдержать эту клятву совсем просто. Насколько он помнил, он все время идеализировал ее, возводил на пьедестал, грезил о ней ночами, а дни проводил за сочинением любовных стихотворений, совершенно диких и неумелых, посвященных ей. Но все изменилось, и он, наблюдая за этими изменениями, пришел к выводу, что худшие мучения доставляют именно малозначимые, почти неуловимые мелочи. Все чаще наступали моменты, когда он предпочел бы смерть под копытами диких лошадей бесконечным терзаниям из-за подозрений, совершенно отравивших его существование в последнее время.

Теперь, когда он глядел на нее, стоявшую у лестницы, ему невообразимо сложно было представить, как счастливо и хорошо все некогда складывалось. Все было похоронено под грудой сомнений и грязи.

Лишь одно немного утешало его сейчас — то, что она выглядит такой встревоженной. Возможно, это означает, что сейчас, сию минуту она признается ему во всех своих прегрешениях, и он, конечно же, простит ее, и, конечно же, эта сцена будет сопровождаться морем слез, бурным раскаянием с ее и пониманием с его стороны.

— Ты что-то кислая сегодня, — осторожно заметил он.

Она собралась было что-то сказать, но не решилась, потом, набравшись духу, произнесла:

— Мне очень трудно, Рори…

— Что трудно?

Она, похоже, вообще передумала говорить.

— Что именно трудно? — настаивал он.

— Мне так много надо тебе объяснить…

Рука ее, заметил он, так крепко вцепилась в перила, что побелели костяшки пальцев.

— Я слушаю, — сказал он. Он все равно будет любить ее, в чем бы она ни призналась. Если, конечно, она будет искренней до конца… — Говори.

— Я думаю, может… может, будет лучше, если я покажу тебе кое что… — и с этими словами она начала подниматься по лестнице. Он последовал за ней.

Ветер, подметавший улицу, теплым назвать было никак нельзя, судя по тому, как прохожие поднимали воротники и отворачивали от него лица. Но Керсти не чувствовала холода. Возможно, дело было в невидимом спутнике, защищавшем ее от холода, окутывая ее жаром, на котором издавна поджаривали грешников? Или это, или же причина крылась в том, что она была слишком напугана и возбуждена, чтоб вообще чувствовать что-либо.

Впрочем, первое не совсем точно. Она не боялась. Ее обуревали куда более сложные чувства. Она отворила дверь — ту самую дверь, которую некогда открыл брат Рори — и теперь находилась в обществе демонов. А в конце пути она сможет отомстить. Она найдет то, что мучило и разрывало ее душу на части, и заставит его испытать то же ощущение полного отчаяния и беспомощности, которое совсем недавно испытывала сама. Она будет наблюдать за тем, как он корчится в муках. Мало того — она будет наслаждаться этим зрелищем. Боль и страдания превратили ее в садистку.

Выйдя на Лодовико-стрит, она обернулась — посмотреть, где же сенобит. Но его не было видно. Несмотря на это, она решительно двинулась к дому. Определенного плана у нее не было; слишком уж много различных вариантов, чтобы как-то рассчитать. Взять хотя бы один нюанс: будет ли там Джулия, и если да, то каким образом вовлечена она во все это? Маловероятно, что она лишь невинный наблюдатель. Но возможно и другое: что, если ее поступками руководил страх? Что, если она просто испугалась Фрэнка? Что ж, через несколько минут она получит ответы на все эти вопросы. Она позвонила в дверь и приготовилась ждать.

Дверь открыла Джулия. В руках у нее был кусочек белого кружева.

— Керсти, — сказала она, с виду нисколько не удивленная появлением девушки. — Уже поздно…

Первыми словами Керсти были:

— Где Рори? — не совсем то, что она собиралась сказать, но это вырвалось непроизвольно.

— Дома, — спокойно ответила Джулия, словно утешая капризного ребенка. — А что случилось?

— Я бы хотела его видеть, — ответила Керсти.

— Рори?

— Да.

И она переступила порог, не дожидаясь приглашения. Джулия не возражала, лишь затворила за ней дверь.

Только теперь Керсти ощутила холод. Она стояла в прихожей и вся дрожала.